Том 7 - Леся Українка

— Это уж моє дело,— ответил Темера и принялся ходить по стражнице, поглядывая в окна на гимназический сад, залитый зеленью разных деревьев. По извилистым до-рожкам сада ходили празднично одетые люди разных со-словий, все такие веселые, свободные... Оттуда слышался и детский звонкий смех, и женские серебристые голоса, и какой-то нежный шепот из глубины листвы, сквозь шум и шелест живой, роскошной растительности. Облач-ко тоски и сожаления пробежало по красивому, молодому лицу Андрея, сердце его сжалось от какой-то тревожной мысли, губы судорожно дрогнули, глаза так и впились в это зеленое озеро, дышащее негой в ярких солнечных лучах.

— Ого, молодой человек, да вы, право, чересчур даже умны, как я вижу, а ведь еще молоды,— говорил капрал, подавляя злобу, и осушил полкружки пива.— Это нехорошо так рано умнеть: такие люди недолго живут. Ну, так не угодно ли вашей милости пожаловать в наш «зал»? У нас тут єсть для таких умных господ отдельный зал, чудный зал, ха-ха-ха!

Темера быстро обернулся. На лице его видно было бес-покойство.

— А господин инспектор скоро придет? — спросил он.

— О, скоро! — ответил насмешливо капрал.

— Так, может быть, я подождал бы его здесь? — ска-зал Темера, не обращая внимания на тон, каким было сказано это «скоро».

— Э, да все равно, з десь ли, там ли,— ответил капрал, только там побезопаснее, там для вас, господин, самое настоящее место. Нуте-ка, будьте любезны, потрудитесь.

— Но я бы просил оставить меня здесь, если можно,— просил Темера.

— Нельзя, господин, никак невозможно,— говорил капрал слащавым тоном, довольный, что можно было ото-мстить непокорному.

— Господин капрал,— вмешался полицейский, сидев-ший до сих пор молча за столом,-— да ведь там тесно, во-семь душ! Не лучше ли оставить этого господина здесь, пока господин вахмистр придет?

— А? что? — гаркнул капрал.— Восемь душ? А мне какое дело? Где восемь, там п девятый влезет. А впро-чем, пусть и здесь останется, только на твоей ответствен-ности.

— На моей? Да что же я такое? Как я могу брать на свою ответственность арестанта!

— Ну, если не можешь, так не суйся со своим рылом, куда тебя не спрашивают,— отбрил капрал, взял с ве-шалки ключ и пошел вперед. Темера взял свою шляпу и пальто и пошел за ним.

Сени были невелики и вели с одной сторони к длин-ному, теребовльскими плитами мощеному крыльцу, а с другой — на коридор. Сверху лился яркий солнечный свет и достигал до самого коридорного порога. В коридоре не было никого. Стены были чистые, крашеные, пол камен-ный, потолок легкий несводчатый,— все это придавало коридору довольно свободный, приветливый вид. Идя мимо этих стен, размалеванных зеленими цветами и разводами, никому бы и в голову не пришло, что за ними может скрываться нечто скверное, нечто совершенно противопо-ложное этому виду, нечто совсем противоречащее всяким понятиям о человеческом жилье. Поэтому и наш Темера шел за капралом спокойно, несколько задумавшись, но не

о своей теперешней судьбе, а о каких-то далеких лучших прожитых минутах.

За шаг до порога капрал остановился и зазвенел не-большим железным замком, висевшим у маленькой буко-вой, вымытой и почти неокованной двери. Он долго тор-мошил замок, пока воткнул ключ в скважину. Ключ завизжал каким-то смешным, веселым скрипом, замок звякнул, двѳрь отворилась, капрал отступил, взяв за плечо Темеру и, подталкивая его перед собой, сказал с пьяпой насмешкой: «Ну-с, милости просим!»

II

Темера сразу остановился в дверях как остолбенелый. Густой мрак смолой залил его глаза и на минуту ослепил их совсем. В голове его мелькнула мысль, что это открыл-ся перед ним вдруг вход в какое-то таинственное подзе-мелье, о каких он читал в старинных повестях. Внутри этой темной пѳщеры он сразу никого и ничего не мог разглядеть. Словно чья-то невидимая сильная рука схва-тила его за грудь и остановила на пороге, не пуская дальше. Но видимая рука капрала была, знать, сильнее и втолкнула его внутрь, а потом заперла за ним дверь темной западни.

Темера стоял у двери, озираясь, и прислушивался, не раздастся ли человеческий голос, но ничего не слышал. Наконец, несколько погодя, глаза его настолько привикли к темноте и напряглись, что могли уже лучше рассмот-реть новое помещение. Это была конура не более шести шагов длиной и четырех шириной, с одним маленьким ре-шетчатым окном. Окно это было прорублено очень високо, чуть не под самым потолком и выходило на крыльцо, но так, что видно было только серую от времени дрань и балки крыши, нависшей над крыльцом. Солнце никогда сюда не заглядывало. Стены этой конуры были грязны и мерзки неописуемо, а внизу покрыты почти капавшей сы-ростью. Асфальтовый пол был весь мокр от разлитой воды, нанесенной, неизвестно с каких еще пор, грязи и плевков. Дверь с внутренней стороны не была такой жел-той и невинной как снаружи,— напротив, она была черная от сырости и накрест окована двумя толстыми желез-ными полосами, а маленькая квадратная дыра, вырезан-ная для воздуха была заткнута деревянной доской и забита скобой. Посреди камеры стояла узкая железная кро-вать с влажным и грязным, как и все прочее, матрацем, набитым перегнившей соломой, давно непеременявшейся. В углу у стенки другая такая же кровать. Ни простыни, ни какой-либо дерюги, ни обычной арестантской соломен-ной подушки не было. Воздух в камере был спертый и затхлый, потому что ни дверь, ни окно не могли впускать стольно свежего воздуха, сколько было надо. А в углу у двери стояла обычная арестаптская посудина «парашка», накритая для видимости какой-то выщербленной, непри-стающей плотно крышкой, и от нее распространялась удушливая вонь, наполняла камеру и проникала все, окру-жала все предметы в этом адском застенке, обдавая их какой-то атмосферой мерзости и проклятия. Тут же, близ этой посуды, стояла другая — большой, ничем не прикры-тый деревянный ковш с водой,— для питья!

^олго присматривался Темера, сильно напрягая свои непривычные глаза, пока рассмотрел все эти предмета, словно издевавшиеся над ним своей неопрятностыо, своей неестественной гадостыо. Сердце его сжалось, будто в ле-дяных клещах; скверпый, вонючий воздух забил дух, и он закашлялся до слез.

В камере никто не подавал голоса, хотя и слышно было сопенье нескольких как бы придавленных грудей. Темера принялся рассматривать своих товарищей по не-счастью.

На матраце