Том 7 - Леся Українка

— Да на что мне ваша записка? Что я с ней сделаю?

— Возьмите, возьмите,— говорит он,— а впрочем, не хотите, воля ваша. А теперь подите с богом.

Я уже, правду сказать, собирался распустить язык против него, но он повернулся да и шасть назад в дом. Мы остались точно холодной водой окаченные. А потом, нечего делать, забрали метлы и пошли на базар, чтобы хоть немного распродать.

Как вдруг, так через неделю, зовет меня войт. Что за беда? — думаю. Прихожу, а войт смеется, да и говорит:

— Ну, дед Панько (меня все зовут дедом, хотя я еще не так стар), вот тебе благовестник!

— Какой такой благовестник? — спрашиваю, а сам диву дался.

— А вот какой, погляди! — да и вынул бумагу, ту самую, что намедни барин мне давал, развернул ее и стал читать что-то такое, из чего я как єсть ничего не понял, кроме своего собственного имени.

— Ну, что же тут такое сказано? — спрашиваю.

— Сказано, дед, что ты большой богатей, по сто метел каждую неделю продаешь, деньги лопатой гребешь, вот и велено поставить тебе эту пьявку.

— Какую пьявку? — спрашиваю, а сам ушам своим не верю.

— Листочек, братец.

— Листочек?. Какой такой листочек? Для кого?

— Эх, дед! Не притворяйся глухим, пока впрямь не оглох! Конечно, не для меня, а для тебя! Такой лист прислали, что ты должен платить кроме домашнего еще ре-месленный налог по пять гульденов 1 в год.

— Пять гульденов в год? Господи! Да за что же это?

— За метлы! Слышь, господин податной комиссар по-дал на тебя бумагу, говорит, ты по сто метел в неделю продаешь.

Я стал, как тот святой Симеон Столпник, что, говорят, пятьдесят лет столпом стоял. Словно я дурману паелся.

— Господин войт,— говорю ему наконец,— я не стану платить.

— Обязан!

— Нет, так-таки и не стану. Что вы со мной сделае-те? Голому нечего за пазуху спрятать! Ведь вы сами внаете, что я на метлах за весь год едва пять гульденов заработаю.

— Да мне что знать? Господину комиссару лучше из-вестно! — говорит войт.— Моє дело подать получать, а не хочешь платить, так я экзекутора пришлю.

— Эка беда! хоть сейчас присилайте! У меня экзеку-тор скорей издохнет, чем что-нибудь найдет.

— Ну, так продадим избу и огород, а вас на все че-тире сторони. Цесарская казна должна своє получитьі

Я так и ахнул как подстреленный.

— А видишь,— говорит войт,— ну, что, будешь платить?

— Буду,— говорю, а сам себе на уме.

Прошло три года. Я не платил ни крейцера. Когда приходила экзекуция, так мы с бабой прятались в ракит-ник, словно от орды, а избу запирали. Вот экзекуторы придут, постучат, побранятся, да и прочь уйдут. Два раза хотели силой вломиться в избу, да оба раза добрые люди упросили. Только на четвертий год сорвалось. Ни просьби, ни слезы не помогли. Недоимки за мной набралось что-то гульденов на двадцать. Приказ был из город а сейчас же внести деньги, а иначе описать избу. Я уже и не прятался никуда, вижу, не поможет. Ну, и что же? Назначили продажу, оценили моє добро в круглых двадцать гульденов. Подошел тот день, забарабанили, вызывают покупателей... «Кто даст больше?» — какое, никто и два-дцати не дает. Десять... двенадцать... едва-едва до пятна-дцати дотянули, да и продали. А я в хохот да и говорю войту:

— Вот видите, как я вас поддел? Разве я вам не го-ворил, что с голого нечего содрать?

А войт мне на это: — Чтоб тебя, дед, чёрт забрал, ка-кую ты штуку выдумал!

Избу нашу купил кабатчик на свиной хлев, а мы с бабой, как видите, в углах живем. Живем себе по-старому, пока бог грехам терпит. Она прядет, мальчики па-сут людям скот, а я метлы вяжу, вот так себе перебиваємся и без бумажки.

І

Однажды в воскресенье, в прекрасный весенний пол-день, двоє полицейских, сидевших в «стражнице» 104 дро-гобыцкой общины, были очепь удивлены. В «стражницу» привели какого-то господина, молодого еще, среднего рос-та, в запыленном, но довольно приличном костюме.

— Откуда этот? — спросил капрал и смерил молодого человека с голови до пят своими посоловевшими от пьян-ства глазами.

— Староство105 прислало, он пойдет «цюпасом»106,— ответил полицейский, который привел господина.

— М-м-м,—■ промычал капрал и уставился глазами в стоявшую перед ним тарелку с остатками мяса и салата, а потом несколько поднял их, чтобы полюбоваться «галь-бой» 107 пива, ждавшей своей очереди.

Полицейский, между тем, вынул из-за пазухи бумагу и подал ее капралу. Это был приговор староства. Капрал взял бумагу в руки, развернул, посмотрел там и сям и начал разбирать по складам фамилию приведенного «цю-пасника», но, не будучи, видимо, в состоянии справиться с этой работой, спросил его самого:

— А как вас зовут?

— Андрей Темера.

— А откуда?

— Из Тернополя.

— Из Тернополя? Гм! А чего же это вас занесло сюда из Тернополя? А?

Темера как будто и пе слыхал этого вопроса,— стоял и рассматривал стражницу. Шляпу и пальто он положил на стул.

— Зачем вы сюда приехали? — спросил опять капрал, уже несколько грозно.

Темера спокойно и твердо ответил:

— Это неважно.

Капрал вытаращил на него глаза, потом опомнился.

— Нет, позвольте, как неважно? Извольте ответить на мой вопрос!

— Это вас не касается, вы не должны задавать мно об этом вопросы.

Капрал покраснел от злости, но прикусил язык.

— Да вы, молодой человек, слишком умны, как по-смотрю на вас. А