Том 7 - Леся Українка

— Бог тебя накажет за нашу обиду, кровопийца проклятий! — вскрикнула, задыхаясь от слез, Проциха.

— За что меня будет бог наказывать? Кого я обидел? Пусть тебя самое бог накажет, мерзавка ты этакая! Убирайся вон из моего двора! вон, сейчас же!

Проциха поспешно утерла слезы и хотела еще что-то сказать Шиндеру, но Проць махнул на нее рукой и сказал разбитым, глухим голосом:

— Оставь его! Что уж теперь говорить? Ничего не поделаешь! Бог нас наказал, на то была его воля. Так тому и быть! Пойдем!

Он встал, взял мальчика за руку и пошел, а за ним, рекой разливаясь, пошла и его жена с малым ребенком на руках.

— Так-то, кум! вот и еще одного хозяина на миру не стало! — гуторили промеж себя мужики на дворе.

— Да, видно божие попущение на мир христианский!

— Ну да, говорите больше! «попущение божие»! — сказал один, несколько лучше других одетый крестья-нин.— Сам народ виноват и только!

— Ах, кум, право,— ответил первый,— не говорите этого! Хорошо вам, что бог вас благословил, вот вы и не знаете горя. А бедняк, хоть как ни старайся, все-таки двух одной рубашкой не оденет сразу.

— Те-те-те,— перебил зажиточный,— все это пустые разговоры. Работать бы поболыпе, рук не жалеть.

— Эх, кум! да бедняк ли еще не работает! Так рабо-тает, что как только глаза не лопнут... Да нетто этим поможешь? Вот мы теперь тут стоим, а разве мы знаєм, не упадет ли и на кого-нибудь из нас то же, что теперь на Миколу упало?

— Еще что скажете! — ответил зажиточиый.— Не-бось,— путному, порядочному никогда ничего такого не приключится, а вот разве такому лядащему, как этот Мыкола! Говорите себе, что вам угодно, а я все на своем стою: он сам виноват!..

II

Свет широк, а негде в нем деваться бедняку беспри-ютному.

Мыкола Проць шел низом по деревне, как лунатик, а жена тла за ним, рыдая и причитая, словно по умер-тем. Был дутный летний день. Люди работали в поле, и в деревне не видно было никого. Жена припустила шагу и поровнялась с мужем.

— Мыкола, куда ты идешь?

— В Свичу 1,— ответил тот угрюмо.

— Господи, что это ты говоришь?

— Ну, а куда же теперь итти? Другого выхода нет!..

— Сохрани нас господи от такого, Мыкола! Не говори так! Смотри, вот тут живет моя тетка, пойдем к ней, будем летом работать, а зиму как-нибудь перебьемся.

— А потом?..

— Потом... потом будем опять работать, авось как-нибудь да проживем между добрыми людьми.

— Добрыми?.. Да, как же! Стоит между ними жить! Нет, уж это ты оставь!

И Мыкола пустился дальше. Жена удержала его за РУку.

— Да побойся ты бога! что ты задумал? Ведь это смертный грех! На кого же ты меня оставить? А детей?..

— А живя, чем я помогу тебе и детям? Пусти меня, дура!..

1 G в и ч а — одна из галицких рек, 363

Ho опа пе выпускала его и тащила упорно через мос-тик к теткину двору.

— Знаешь что,— сказал наконец Мыкола,— если хо-чешь, иди к тетке...

— А ты?

— Я не пойду.

— Отчего?

— Я не могу ни минути оставаться в этой проклятой деревне! Если ты меня силой удержить, я удавлюсь. Так лучше пусти.

— Да куда же ты пойдешь?

— Пойду на заработки в Людвиковку, на лесопильню.

— На лесопильню? Силы небесные! Да ведь ты слаб, что комар! что ты там будешь делать?

— Небось, найду что делать. Там теперь нужны рабо-чиє, примут и меня.

— Когда же вернеться?

— Как только заработаю денег, чтобы викупить своє добро от этого проклятого Шиндера,— не раньте!

Жена уставилась на него удивленными глазами, пол-ными тревоги.

— Мыкола, что ты говорить?

— То, что слышишь.

— Да ведь это...

Она не могла договорить, ее что-то давило камнем в горле.

— Когда будет, тогда и будет, да должно-таки быть: или заработаю, или пропаду. Что мне в такой жизни? Будь здорова!

Он поцеловал жену и детей и медленным нетвердим шагом пошел дальше по большой дороге. Жена со слеза-ми смотрела ему вслед с мостика, пока он не скрылся на повороте за холмиком.

III

Прошел год после того дня. Опять лето. G безоблачно-го неба солнце сыплет горячие лучи на высокие лысые горы, на зеленые болотца над рекой, на фабричные строе-ния людвиковской паровой лесопильни. Свича бурлит и разбивается о круглые камни; на не обрублѳнных еще горах млеют хвойные леса, увитые прозрачной голубоватой дымкой. Посреди котловины торчит сама фабрика, со всех сторон обставленная високими сажнями толстых бревен, словно огромной серой стеной. Из красной трубы клубами вырывается дым и раздается пронзительный свист, внутри фабрики слытится бешеное клокотанье, визг, скрип и лязг паровой машины, смешанный с оглу-шающим шумом воды и криком рабочих. А издали, с гор-иых вершин, доносится отовсюду стук топоров и грохот падающих громадных елей.

— Ура! — кричат рубящие за каждым падением такого лесного великана. А потом опять начинается рубка, у великана обрубают ветви и по торной колее спускают под гору на реку, которая уносит его прямо к машине. День за днем со всех окружных вершин раздается эта рубка и крик, день за днем сотни лесных великанов с треском спускаются по голым каменистым, горным обривам в долину, чтобы ждать там на воде, пока придет их очередь ложиться под неумолимые железные зубья парових пил. И каждый день 14 сложных пил грызут кости лесных великанов, словно 14 больших неистребимых чер-вяков.

Среди рубящих работает и Мыкола, вот уже год. Он сделался еще более