Україна-Європа - Лада Лузіна

мужик, исподволь оглядывавший Терри на трамвайной остановке, был явно другой, то есть взгляд у него был не совсем потухший (как у большинства людей вокруг – время тогда было невеселое), но и ничего в нем такого не полыхало. А встретившись с моим вопросительным взглядом, он подошел к нам и все объяснил. «Я смотрю, – сказал он, – идеальная ж собака для охоты. На лисицу с ней идти. Идеальная! Не хотите вместе поохотиться? Ваша собака, мои навыки. Да я его быстро обучу». Подошел трамвай, мы в него сели втроем, и незнакомец продолжил: «Находим нору, запускаем в нее твою собаку и натягиваем над входом сеть. Появляется лиса, я ее бью молотком. И все. И готово». «А почему молотком?» – спросил я. «А как же иначе? Чтобы дырки в шкурке не было, она тогда дороже стоит. Хорошее дело я вам предлагаю. Ну давайте пойдем!»

То есть Терри даже не надо было становиться убийцей. Но оттого, что лису будут кончать молотком, мне стало тоскливо. В этом была какая-то подлянка, молотком часто совершаются так называемые бытовые убийства… А при чем же тут лесная тварь? Разве она виновата в устройстве нашего быта? Мы вышли с Терри на своей остановке, распрощавшись с охотником навсегда…

Это я все к тому, что Терри вряд ли причинил бы вред кунице, так же, как и кошкам, которых он – просто для порядку – загонял на деревья.

Теперь он так же загнал куницу, только не на дерево, а в железную воронку в днище машины (по крайней мере, так я это себе представляю – что там есть какая-то воронка), и точно так же – для виду, тяжело вздохнув, предложил мне двигаться дальше.

На Скапинеллиштрассе в тот вечер, как всегда, не было ни одной живой души, если не считать большой черной BMW, стоявшей всегда на одном и том же месте, напротив унылого маленького бара. BMW стояла там не каждый день, но довольно часто и, когда мы с Терри проходили мимо, она оживала и все становилось похоже на мультик. Маленькие домики с островерхими крышами, месяц в небе, немецкая абсолютная тишина, и вдруг тра-та-та: машина начинала раскачиваться, из нее доносился стук или какой-то сдавленный рокот…

Там, внутри, помещался огромный ротвейлер, хозяин не мог или не хотел брать его с собой в бар и поэтому надолго запирал в машине. Ротвейлера не было видно (но мы с Терри однажды видели, как хозяин прогуливал его вокруг машины), стекла были тонированными, и, когда BMW начинала раскачиваться… В общем, когда я прочел, что «Внутрь BMW забрался крот», у меня в памяти всплыли две картинки и наложились одна на другую. Куница, забегающая под машину (не помню, какой марки), и невидимый зверь, раскачивающий BMW изнутри – все это соединилось в моей голове в какой-то гаджет-гештальт…»

Вчера было 15 марта 2008 года. Утром я прочитал текст Андрея Краснящих и начал набрасывать свой «парафраз», уходя в четыре часа дня, я думал, что на этом его пока и закончу – приведенной автоцитатой. Но вечером в гостях я открыл свой почтовый ящик и увидел там один новый мэйл, вот он:

От кого: ANDREAS GRIMM <info@andreasgrimmgallery. com>

Кому: milstein…

Дата: Sat, 15 Mar 2008 11:47:56 -0600

Тема: TERRY HAGGERTY, OPENING MARCH 20, 2008, ANDREAS GRIMM NEW YORK

Ну что бы еще это могло означать, кроме того, что надо дописать этот текст, не думая о бедности палитры и пр.? То есть о прочих видах бедности… Терри Хэггерти я видел в Мюнхене, наверно, эту же самую выставку, такой «оп-арт», да, optical art, вибрации частых полосок… Нет, мне не хочется пускать сюда какую-то радиотехническую метафорику, что де… Нет, нет.

Сегодня, проснувшись, я прежде, чем написать эти предложения, попробовал найти место в своей квартире для картины другой художницы, тоже выставлявшейся у Андреаса Гримма, строго говоря, это не совсем картина, это – офорт. На котором изображена собака, живущая в маленькой типографии, где и был напечтан этот офорт, – в Берлине, неподалеку от Герман-плац.

Два офорта этой же художницы (которую я бы назвал «infant terrible современной живописи», но, во-первых, кто-то до меня ее уже так называл, а во-вторых, я не знаю, как будет «инфант террибл» женского рода, не «инфантерия» же… Не говоря о том, что в словосочетании слышится не только «Терри» – что придает, кстати, имени оттенок, который я ни разу в нем не слышал, а «инферно», созвучное «инфанту», вообще вернет текст в тональность, из которой я хотел его вывести… Лучше замечу, что художница между прочим преподает в данный момент графику и технику вот именно офорта – в Columbia university) уже висят у меня в гостиной, по обе стороны от картины Алеши Климова «Сестра», а вот для ее «Собаки» я так сразу, сходу, места не нашел и, положив лист в широкий ящик шкафа, вернулся за письменный стол.

В моем мобильном телефоне сохранились два кадра с его изображением, и если бы я рисовал Терри красками или карандашами, мне бы это облегчило задачу… Но я этого не делаю, потому что статику я еще как-то могу воспроизвести карандашом, а динамику – точно не смогу и наивно полагаю при этом, что словами мне это удастся… Передать этот бег, особенно на фоне снега, но не рыхлого (в сугробах Терри перемещался, естественно, не так быстро, перетекая этакой волной), но вот если снег был не глубоким, а скользким настом, то по нему Терри летел с огромной скоростью – я вообще не видел никогда, чтобы живое существо перемещалось так быстро, будь-то зверь, человек или птица… При этом он никогда не поскальзывался на снегу и даже на льду, когда была гололедица…

А вот по мраморным полам, свойственным мюнхенским подъездам, он ходил плохо – там ноги его то и дело разъезжались, хотя мои ни разу, тогда как на льду – случалось, и, если я при этом падал, Терри подбегал и тыкался носом или давал мне лапу, но я за нее не брался – он же не в силах был меня поднять, да и не нужна мне была его помощь, чтобы встать…

Зато он катал на санках моего сына и даже – хотя, как я уже сказал, Терри был не очень большой собакой, вдвоем со своим братом он в эксклюзивном порядке промчал меня через парк имени Горького: я сел на санки сына, взял