Україна-Європа - Лада Лузіна

Подбегая к машине, под которой исчез Терри, я не сомневался, что его уже нет в живых… А когда мы его увидели, это стало ясно окончательно… Терри лежал совершенно неподвижно. Машина откатилась немного назад, водитель вышел со словами, что ему очень жаль, но что он мог сделать… И вдруг Терри прыжком вскочил сразу на все четыре лапы, отчего пространство задребезжало, воздух стал разряженным, мы на мгновение лишились дыхания… После чего… этот безмозглый ловелас побежал через дорогу – в обратном направлении, может быть, не заметив, что мы стоим рядом – он еще был не в себе, конечно, и бежал не так, как перед этим, а медленнее, пьяными такими зигзагами – и мы снова за ним… Он едва не угодил под машину второй раз – снова визжали тормоза, но и на этот раз обошлось… В общем, какой-то хоррор, можно представить, что творилось при этом с моей бывшей спутницей жизни…

Но на теле Терри мы не нашли ни одной раны. Ну, может быть, там было несколько небольших царапин, трудно было их рассмотреть под густой жесткой шерстью, какие-то ссадины там были наверняка, все же его протащило несколько метров по асфальту…

Брат Терри – Ронни примерно тогда же, в первый день по приезду в Мюнхен (он переехал позже, чем Терри на год или полтора), как только впервые увидел уток – так же, очертя голову, как Терри в бурный поток машин на Бодензеештрассе, прыгнул в не менее бурную горную речку под названием Вюрм.

Это узкая, но очень быстрая речка – Ронни сразу это понял и, забыв про уток, стал отчаянно грести к берегу, и ему как-то удалось на мгновенье причалить, но берег был слишком крут для него – Ронни не смог выскочить из воды, соскользнул назад, нырнул, снова попал на середину реки, стремнина понесла его дальше и дальше… Почти до замка Блютенбург его дотащило течением, а там ему удалось наконец выскочить на берег, когда мы уже в это не верили, потому что по дороге он предпринял несколько попыток, и все были тщетными…

С третьей собачкой (с Черным Гарри) беда приключилась прямо в квартире прабабушки.

Она делала в этот момент свое коронное блюдо – фаршировала пшенной кашей утиную шейку. При этом шейка зашивается, и прабабушка предупреждает потом всех, что шейки надо есть осторожно – там нитки, их легко вынуть, иногда уже просто изо рта – «потяни за веревочку…» Зашивала шейку прабабушка толстой – так называемой цыганской – иглой. И когда зазвонил телефон, она взяла трубку, оставив на мгновение недошитое блюдо на столе… Гаррик тем временем подпрыгнул и сцапал все разом – и шейку, и кашку и, соответсвенно, «цыганскую» иглу. Я не помню: то ли прабабушка, поговорив, забыла о начатом ею приготовлении, то ли не забыла, но про иголку не подумала, впрочем, что бы она уже теперь сделала…

Гаррик стал орать благим матом где-то под утро, его повезли в ветеринарную клинику и там, прооперировав, извлекли огромную иголку, торчавшую в прямой кишке, в нескольких сантиметрах от выхода… То есть еще немного и он бы сам справился, оправился… И вся выходка сошла бы ему безнаказанно. Но не повезло – игла застряла, и понадобилась настоящая операция.

Таким образом, все три собаки пережили что-то вроде адаптации к новым окрестностям, или «боевого крещения»… Один пострадал из-за весны и любви (Терри, бросившийся поперек трассы за белой собачкой). Второй – из-за чересчур сильного (в наших условиях) охотничьего инстинкта… Кстати, после этого Ронни вообще не обращал внимания ни на уток, ни на другую какую пасущуюся вокруг него или водоплавающую, дичь, это Терри мог сделать вид, что погнался за гусем, Ронни же – ни-ни… Ну, а третий – за бытовую кражу, причем, он больше всех пострадал, братья-то отделались можно сказать легко, один – двумя царапинами, другой вообще легким испугом…

Хотя у Терри испуг был не такой уж и легкий, что мы вообще знаем о собачьей памяти.

Я потом, когда шел с ним в ту же сторону по Бодензееш-трассе – на поводке теперь уже, разумеется, я его вел только на поводке… И вот примерно за сто метров от того места, где он выскочил впервые на тот свет, Терри вдруг начинал упираться и наглухо останавливался. В первый раз, столкнувшись с этим явлением, я тянул его за поводок, но это было совершенно бесполезно. Терри упирался, как маленький ослик, его невозможно было сдвинуть и единственное, что оставалось сделать, – это свернуть на боковую улицу и обойти это проклятое место десятой дорогой…

(Продолжение следует)

© А. Мильштейн, 2014

Ирина Потанина

Вильгельм Котарбинский. Жизнь и фантазии

(Отрывок из книги)

Вильгельм Александрович Котарбинский – не только выдающийся художник, но и удивительнейший человек. Взять хотя бы то, что одновременно «своим художником» его считают и итальянцы, и поляки, и украинцы. И у всех есть на то веские основания. Поляк по рождению, Вильгельм Александрович большую часть жизни прожил в Киеве. Он расписывал Владимирский собор и многие дома центра, заседал в несметном количестве украинских художественных советов, проводил Киевские выставки, представлял город на международных мероприятиях. Ничего удивительного в том, чтобы причислить Котарбинского к плеяде Киевских художников, нет. При этом и Европа тоже имеет на него все основания – почти 20 лет художник прожил в Риме, и именно здесь, после множества приключений и удивительных историй, обрел первую популярность. Итак, Киевский Вильгельм Котарбинский в Риме.

Глава первая, итальянская

НА СТАРТ, ВНИМАНИЕ, МАРШ

Вильгельм Александрович Котарбинский был вторым сыном польского шляхтича Александра Котарбинского, занимавшего в варшавской провинции Неборов должность рахмистра (счетовода, если говорить современным языком). Если опираться на польские источники, то родился наш герой 30 ноября 1848 года. Однако из-за плохого самочувствия младенца, крещение прошло только в феврале 1849-го, о чем сделана соответствующая запись в церковной книге. Вероятно, именно из-за этой официальной отметки во многих современных статьях Вильгельму Александровичу приписывается 1849 год рождения. Семья жила не слишком богато, но дружно и спокойно. Дети воспитывались большими аккуратистами, почитателями католических традиций и национальных корней. Больше всего на свете маленький Вильгельм любил бывать в гостях у дяди. Тот, в отличие от Александра Котарбинского, был натурой творческой и экспрессивной. В доме его постоянно шумели праздники, для детей (и родных, и племянников) постоянно устраивались шутливые