Повна академічна збірка творів - Григорій Савич Сковорода
Читая С[вягценное] писаніе в намѣреніи научиться в нем богопочитанію, богобоязливосги, любви ближняго, повиновенію начальству, покорности ко властем предлежагцим, усовершенію сердца во всѣх отношеніях его, когда я найду, напримѣр, исторію, что Аарон-первосвягценник золотаго тельца жидовскаго, здѣланнаго ими в небытность его и покланяемаго от них, бросил в огонь и растопил175, то я не останавливаюсь тут на Химической работѣ, помня всегда, что Библія не есть наука Химіи, но книга священная, поучающая святости нравов человѣка, способнаго внимать ученію ея. Я научаюсь от сея исторіи, что сердце человѣческое не может быть без упражненія н что, когда удаляется от онаго мысль священная, понятіе истинны, дух разума, то оное мгновенно повергается в занятїя подлыя, неприличныя высокому роду его, и чтит, величает, боготворит презрѣнное, ничтожное, суетное. Сей разум исторіи назидает меня много больше и споспѣшествует внутреннему моєму усовершенію, нежели как если бы я, узнавши, как золото передѣлывать мгновенно изо всего и все претворять в оное, занялся хотѣніем или упражненіем богатитися или химичествовать.
Я вѣрю и знаю, что все то, что сущесгвует в великом мірѣ, существует и в малом, и что возможно в малом мірѣ, то возможно и в великом, по соотвѣтствію оных и по единсгву всеисполненія исполняющаго духа; но для сего не добиваюсь я знать, как и когда Мойсей раздѣлил море жезлом в великом сем мірѣ176, в исторіи, а поучаюсь, как бы мнѣ в малом моем мірѣ, в сердцѣ, раздѣлить смѣсь склонносгей природы непорочныя и расглѣнныя, и провести волю мою непотопленно по путй житейскаго бытія, дабы доставить себѣ во своє время свободу мыслей, то есть веселіе духа, или так называемое щасгіе в жизни.
Не туда ли воззывают нас оныя слова, часто провозглашаемыя в храмах наших: "Премудрость ПРОСТИ"177? Что бо есгь просгое, аще не дух? Что сложенное, что смѣсь, состав, сотканіе, аще не плоть, исгорія, обряд, наружносгь? Сими словами высокими побуждаемся к возвышенію мыслей наших выше видимаго обряда служенія, выше буквальнаго смысла, выше историческаго богопочитанія. Распросграни разумѣніе слов сих по всему кругу вселенной, по всему лицу бытія твоего и увидиш Невидимаго, Силу Божію, Дух Господень, воскресеніе. Что бо есгь воскресеніе, аще не простота, очищенная от тлѣннаго состава, от множесгвенносги, от раз-дѣлимосгей?
Но сіи историческіе Хрисгіяне, обрядные Мудрецы, буквальные Бого-словы, человѣки, духа не имуще178, хулят то, чего не разумѣют".
Иногда разговор его с другом касался смерти. "Страх смерти, -говорил он, - нападает на человѣка всего сильнѣе в старости его. Потребно благовременно заготовить себя вооруженіем протйву врага сего, не умсгвованіями, - онѣ суть не дѣйствительны, но мирным расположеніем воли своей к волѣ Творца. Такой душевной мир приуготовляется издали, тихо втайнѣ сердца расгет и усиливается чувствіем здѣланнаго добра, по способносгям и отношеніям бытія нашего к кругу, занимаемому нами. Сіє чувствіе есть вѣнец жизни и дверь безсмертія. Впрочем, преходит образ міра сего и, яко соніе восгающаго, уничтожается179.
Имѣл ли ты когда, - продолжал он, - приятныя или сграшныя сновидѣнія? Чувсгвованія сих мечтательных удовольствій или сграха не продолжались ли только до проснутія твоего? Со сном все кончилось. Проснутіе уничтожило всѣ радости и страхи сонной грезы. Тако всяк человѣк по смертй. Жизнь временная естьа сон мыслящей силы нашей. В продолженіи сна сего радости и печали, надежды и страхи касаются в мечтаніи чувсгвія нашего. Прійдет час, сон кончится, мыслягцая сила пробудится, и всѣ временныя радости, удовольсгвія, печали и страхи временносги сей изчезнут. В иной круг бытія посгупит дух наш, и все временное, яко соніе восгаюгцаго, уничижится. Жена єгда родит, младенец вступает в новый порядок вегцей, новое поприще бытія, новую связь сущесгв, вмѣсто той, в каковой находился он в бытность свою во чревѣ матернем; и какое тут180 различіе144: чрево матери и великій мір сей! По вступленіи младенца из того в сей, все предшедшее, тѣснота, мрак, нечисготы отрѣшаются от бытія его и уничтожаются.
Знаю, что многих умы ишут равновѣсія в награжденіях и наказаніях, полагая на свой вѣсы мѣру и число, дѣла человѣческія и суд Божїй. Друг мой! Величайшее наказаніе за зло есгь здѣлать зло, как и величайшее воздаяніе за добро есгь дѣлать добро181. Любовь добродѣтели подобна свѣту огня. Зажги огнь, тотчас свѣт оаяет глаза твой; возлюби, возчувствуй охоту к добродѣтели, тотчас сердце твоє освѣтится веселіем. Исполни, произведи в дѣло добродѣтели любовь, то корень сердца твоего напоиш туком блаженства и каких благословенных плодов можеш ожидать от сего! Любовь к порокам подобна потушенному огню: погаси огонь, тотчас тьма покрыла очи твой; не знаєш, куда йдеш, нѣт тебѣ различія вещей; мір не сущесгвует для тебя лучшею и величайшею частію: се наказаніе уже постигло тебя с самым дѣйсгвом. Да не соблазняют тебя казисгыя удовольсгвія развратных! Заглянь внутрь ихв: тут огнь мученій не угасает и черв угрызеній не усыпает182. Если Бог вездѣ, то может ли беззаконник быть без него? Нѣт! Ах, нѣт! Бог есть в нем, судія его, мститель, терніе его, огнь и жупел, ДУХ БУРЕН, часть чаши их183. Дух и вѣчность есть то же. Посему разумѣй живот вѣчный и муку вѣчную".
Говорили иногда о превратносгях свѣта. "Онѣ суть то, чѣм быть должны, -сказал он, - тут весна, лѣто, осень, зима суть свойсгва неотдѣляемыя от круга Свѣта, подобно как утро и вечерь - от круга дневнаго. Все во времени содержимое должно быть коловратно, конечно, перемѣнно: неразумен, нещаслив, кто ищет, кто требует посгоянсгва и вѣчносги в нем! Когда же нѣсгь посгоянія в нем, то и любовь к нему должна имѣть конец; отсюда печали, воздыханія, слезы, отчаянія. Не говори мнѣ о високих чувстви-тельных душах! Слезы их суть изліяніе природы, а не
