Кулик - Євген Павлович Гребінка

- Мы сами небезызвестны об этом,- заговорили мужики; но Потапович погрозил пальцем - и все притихло.

- Прощайте, ребята. Вот вам рубль серебра: выпейте по чарке водки; теперь жарко.

- А ваш куличок? - сказал приказчик, подавая Петрушке застреленную птицу.

- Отвезите его, дядюшка, своему барину, пусть он им по­давится.

Охотники уехали, мужики ушли, скворцы улетели, и воз­ле озера опять только осталась стреноженная пегая кобы­ла...

Месяца за два до женитьбы Чурбинского Медведев с же­ною были в гостях у Фернамбуковых. В гостиной стару­ха Фернамбук рассказывала о вчерашнем висте, как она с управителем сделала шлем, а играли четверо: она, ее дочь, управитель и ее сосед, отставной юнкер; как у нее на руках был валет и т. п. Бог с нею, она всегда рассказывает скуч­ные вещи. Молодая Фернамбук показывала Анне Ан­дреевне баночку духов с надписью: Extrait triple ála violette, 10 привезенную будто бы из Парижа, нюхала пробку и, подымая глаза к небу, восторженно шептала: «Ах, какое благовоние! Ах, как, должно быть, хорошо в Па­риже!» Медведев делал по временам странные ужимки, пересиливая зевоту, и посматривал на жену, как бы спра­шивая: не пора ли домой?

В передней было веселее. Петрушка, сидя на длинной зе­леной скамейке, толковал Фильке, лакею в тиковой курт­ке, как цветут орехи и отчего на орехах бывает цвет двух родов.

- Э, Петрушка, надуваешь! - протяжно говорил Филька, нюхая табак из тавлинки.

- Придет весна - посмотри сам.

- Разве посмотрю, а так не поверю, и ты не верь книгам: там, я думаю, все написано такое!..- Филька махнул рукою.

- Им нельзя иначе цвесть.

- Так, конечно, орехи, не бойсь, у тебя спрашивают?

- Не спрашивают; а это оттого...

- Хе-хе-хе! Ну, отчего?

- Оттого... Послушай, Филька, что это за барышня пере­шла через комнату?

- Вот тебе и грамотный! Знает, отчего орехи цветут надвое, коли-то еще цветут, а нашего брата называют ба­рышнею! Это, брат, Машка, горничная нашей барышни.

- Полно, Филька, кто она?

- Я не грамотей, надувать не умею, сказал раз - и правда. Не диво, что ты ее первый раз видишь: она шесть лет учи­лась около моря в Аддестах у мамзели убирать головы, 11 знаешь, разными цацками; вот как наша барышня на поре замуж, так и выписали Машку для уборов: вот уже другая неделя, как она приехала, да какая, брат, бойкая, и книги читает по-твоему, и день в день ситцевое платье носит, а на нашего брата и смотреть не хочет: на что приказчик Потапович - человек и почетный, и грамотный, третьего дня подошел к ней и начал заигрывать - она хвать его по ру­кам. «У вас,- говорит,- седина в голове, а не умеете об­ращаться с девушками»,- засмеялась ему под нос и убежала. «Тю-тю,- сказал Потапович,- для нее судовой паныч растет! Бросьте ее, хлопцы, вишь какая бучная!..» А мы так и пока­тились по земле от смеха. Вот что, ей-богу!.. Этакая! А сама не больше, как дочь нашего коновала Ивана. О чем ты за­думался?

- Ничего, так; а какая хорошенькая эта Маша!

- Да, нечистой ее не взял; сухопара немного.

Маша была очень хороша: ей было 17 лет. Высокий, стройный рост давал ей какую-то особенную величавость; ее черные волосы были украшены алою махровою маковкою; смуг­ловатое лицо Маши, оттененное легким румянцем,- признак чистой украинской крови - длинные, пушистые ресницы, большие голубые глаза, легкая походка, даже самый покрой платья, отличный от здешнего,- все очаровывало Петрушку... При первом взгляде на Машу он затрепетал от удовольствия; какое-то тревожное и вместе приятное чувство запало в грудь его.

Люди много толкуют о сочувствии душ; я мало верю лю­дям, но в этом случае вполовину соглашаюсь.

Когда Петрушка и Филька разговаривали, дюжая дворо­вая девка внесла в переднюю коробку яблок. Минуты че­рез две вышла Маша, подошла к коробке и, не смотря ни на кого, сказала:

- Снеси, Дунька, эти яблоки в девичью, барыня приказа­ла сосчитать их.

- А позвольте узнать, какие это яблоки, кислые или слад­кие? - спросил Петрушка, подойдя к коробке, да и покрас­нел, сам не зная чего.

- Не знаю,- отвечала Маша, посмотрела на Петрушку и сама покраснела еще более Петрушки, взяла из коробки яблоко и начала вертеть его в руках.

- Его можно попробовать,- сказал Петрушка,- вот пре­красный ножик.

Петрушка вынул из кармана складной охотничий нож своего барина и подал его Маше.

Маша разрезала яблоко и отдала половину его вместе с ножом Петрушке.

- А какой это удивительный нож! - заметил Петрушка.- Это у нас, в России, в Туле такие великие мастера.

- Да,- отвечала Маша.

- Вот видите, точно немецкий складной, и как умно все придумано: один большой нож - видите? один маленький, вот пробочник, огниво, гвоздь - чистить трубку, и уховертка.- Говоря это, Петрушка раскрывал нож и показывал каждую штуку особенно.

- Спрячь-ка, приятель, свой нож,- сказал Филька,- а вы с яблоками проваливайте: застанет старая барыня, что вы едите фрукты, надает вам тумаков и мне, как свидетелю, достанется. Слышь? Идут?

Девушки ушли в боковую дверь; в переднюю вошел Мед­ведев и приказал подавать лошадей.

Так началось знакомство Петрушки с Машей, а если хо­тите - и любовь их.

С этих пор всякий раз, когда приезжал Медведев к Фер­намбуковым, Маша всегда находила какой-нибудь предлог придти в переднюю. Петрушка, с своей стороны, всегда имел что-нибудь любопытное передать Маше; ма­ло-помалу они до того ознакомились, что Петрушка на­чал привозить Маше из господской библиотеки романы: «Природа и любовь» 12 Лафонтена, «Алексис, или Домик в ле­су» 13 Дюкре-Дюминиля и другие подобные.

Заметили ли вы, господа, что, пируя на свадьбе, холо­стые люди и девушки бывают как-то особенно настроены. Они откровеннее, мечтательнее, решительнее, разговор­чивее, доверчивее... Право! Музыка ли располагает к этому человеческие сердца, или веселые, счастливые лица но­вобрачных, или яркое освещение - не знаю, но уверяю вас, что мое замечание