Том 7 - Леся Українка
— Жаль тебя, Иоська,— говорили мне иногда мужики,— такой ты разбитной парень и к ремеслу охоч, а что из тебя выйдет?
— Что же может выйти? — отвечал я.— Выйдет мир-ской пастух.
— Эх, совести нет у Мошки, что он так о тебе не ду-мает!
— Он говорит, что он беден, что нет у него средств,— говорил я.
— Не верь ты старой лисе! Есть у него деньги и даже немалые, да он все своим «бахорам» (детям) припасает. А тебя вот даже богу молиться не научил.
Во мне что-то бунтовалось от таких слов. Начал я сам
о себе думать.
— В самом деле,— думаю,— чего я тут дождусь? Даром на Мошку работать — ато я всегда успею. Хоть бьі ремеслу какому-нибудь виучиться, все же был бы свой кусок хлеба в руках. Да как же мне этого добиться? Как мне вирваться от Мошки? Куда мне деваться, особенно, когда я даже не знаю, откуда я родом, кто был мой отец и есть ли у меня где-нибудь родня?
Наша корчма стояла на большой дороге. В нее часто заходили жандарми, ведя с собой скованных арестантов во Львов или в Жовкву. Сначала я страшно боялся этих дюжих грозных молодцов, одетых в темное, с ружьями на плечах и в шапках с блестящими султанами из пе-тушьих перьев. Со страхом и трепетом, съежившись у печки, слушал я часто, как они разговаривали с Мошкой или с деревенскими хозяевами. Говорили они обыкновенно
о страшних для меня вещах: о пожарах, о ворах, о бродягах, и в этих разговорах я очень часто слышал слово: «бумаги». «Если у него нет бумаг, сейчас же его задержать».-— «Ого, вижу, у него бумаги не в порядке».— «Если бы у него была хоть одна путная бумага, я бы его отпустил». Да что же это за бумаги такие,— думал я не раз,— что такая в них сила єсть, что одна бумага может прохожего человека защитить от жандарма с ружьем и с петушьим султаном? Но я не мог найти на это ответа и тем сильнее пугала меня мысль о бумагах. Как же я могу пуститься в путь, не имея бумаг? Ведь меня сейчас же, на нервом шагу поймает жандарм и поведет бог весть на какие муки! Я дрожал всем телом при этой мысли. Чем я чаще думал об освобождении от Мошки, тем чаще грези-лись мне эти бумаги. Они даже снились мне, эти бумаги, старые, пожелтевшие, с огромными печатями, смотрели на меня с грозным сморщенным лицом или смеялись надо мной противными беззубыми ртами. Я был тогда очень несчастен. Все, кого только я об этом спрашивал, подтвер-ждали, что без бумаг ни в путь пуститься невозможно, ни быть принятым к кому-либо в ученье. Но откуда же я возьму ЭТП. бумаги? Кузнец советовал мне спросить о них Мошку, ведь он должен же был получить какие-ни-будь бумаги после моего отца.
Да, спросить у Мошки! Если бы мне было так легко подойти к Мошке! Прежде, когда я был мал, он был со мной приветливее, когда же я начал подрастать, он меня сдал совсем на руки своей женег-ведьме и почти никогда ни о чем со мной не разговаривал. Мне даже казалось, что он избегал меня. С тех пор, как мне люди сказали, что он, должно быть, взял деньги после моего отца, я начал внимательнее присматриваться к нему; я понимал, что такое моє внимание беспокоит его,— он как-то беспокойно мялся, когда мы порой оставались наедине, как будто его что-то грызло. «А что,— думаю себе,— если бы когда-ни-будь этак, когда жены дома не будет, напасть на него ВДРУГ, может быть, и удалось бы узнать от него хоть что-нибудь?» Вот и решился я, при случае, так и сделать.
Случай такой скоро выдался. Мошиха уехала в Жов-кву, в корчме никого не было, только один Мошка, вот я подошел к нему и говорю:
— Реб (господин) Мойше, люди говорят, что у тебя єсть какие-то бумаги после моего отца.
Мошка вздрогнул, будто его оса ужалила.
— А ты это откуда знаешь?
— Да люди говорят.
— Какие такие люди?
— Да все, как єсть на деревне.
— Ну, а тебе зачем эти бумаги? Ведь ти даже читать не умеешь!
— Да, но все-таки я хотел бы знать. Значит, они у тебя єсть?
— Есть, єсть, эти нищенские бумажонки! крикнул Мошка раздраженно, как будто я не знаю какую неприят-ность сказал.
— Нищий был твой отец, растратил все добро, а тебя мне на беду оставил. Какая мне от тебя польза?
— Знаешь что, реб Мойше,— говорю я,— от дай мне эти бумаги. Я себе уйду, если я тебе не нужен.
— Что? — заорал Мошка.— Ты хочешь уйти? Да ку-да же ты, дурак, пойдешь?
— Я бы хотел поступить куда-нибудь в учение, по-учился бы ремеслу.
Мошка захохотал во все горло.
— Ступай, ступай, капустная твоя батка! Ты дума-ешь, тебя кто-нибудь примет? Ведь за ученье заплатить надо, а к тому же еще надо уметь читать и писать, да еще и не по-еврейски, а по-гоевски !.
Я словно остолбенел. Наконец собрался с духом и сказал:
— Так ты хоть покажи мне эти бумаги, я хочу по-смотреть на них.
— Тьфу! — крикнул Мошка.— Вот пристал, словно репьях к тулупу! Ну, ступай, покажу
