Повна академічна збірка творів - Григорій Савич Сковорода

Послѣ ужина легли спать. Хазяин во снѣ сгал кричать и разбудил гостя.

- Конечно, вам сграшное п іічто во снѣ явилось.

- Ох Братец! Казалось, будьто я утоп в самой безднѣ.

- А я ловлею веселился. Казалось, будьто поймал самую чистую Сибйрскую Крысу.

Гость опять уснул, выспался и проснулся. Услышал воздыхаюгцаго хазяина.

- Господин Катон! Уже ль вы выспались?

- Нѣт! Я послѣ соннаго сграшилигца не спал.

- Ба! А длячего?

- Такая моя Натура, что, раз проснувшись, уснуть больше не могу.

- Что за причина?

- Тут есгь тайна... Ах, Друг мой! не знаєш, что я обовязался быть рыболовом для всѣх котов в сем селеній. Ужасно мене безпокоит, когда вспомню лотку, мрежу, воду...

- Зачем же ты взялся за Рыболовсгво?

- Как же, Братец? Без пропитанїя в свѣті, не проживеш. Сверх того, и сам я к рыбѣ великій Охотник.

Гость, пошатав головою, сказал:

- О Государь! не знаю, в коей силѣ понимаеш имя de: Бог. Но если бы ты придержался твоей Природы, которую безвинно обвиняеш, был бы гаразда одною в сутки тушею доволнѣе. Прощай с твоим ГЦастїем! Моя нищета лучше.

И возвратился в свой лѣсок.

Отсюду родилась притча ая:

Catus amat piscem, simul odit flumen aquarum.

"Кот охотник k Рыбѣ,

Да воды боится"202.

Сіє негцастїе посгигает всѣх охотников не к Званїю, но к доходам.

Не нещасное ли разсужденїе? Любить от хазяина платеж, а виноград копать не быть охотником. Конечно, тот не охотник, кто не природный. Природному Охотнику больше веселія приносит самая ловля и труд, нежели посгавленный на стол жареный Заец. На искусной Живописи Картину смотрѣть всякому мило, но к Пиктурѣ один тот охотник, кто любит день и ночь погружать Мысли своя в Мысли Ея, примѣчая пропорцыю203, написывая и подражая натурѣ.

Никто не пожнет твердой славы от коего-либо Художесгва, если около онаго трудиться не почтет за сладчайшее, самую славу превосходящее увеселенїе. А тот уже самый вѣрный друг Званїю своєму, если и самая доходов убыль, нигцета, хула, гоненїе любви его угасить не может. Но без Природы труд сладок быть никак не может.

Многіе, презрѣв Природу, избирают для себе Ремесло самое модное и прибыльное, но вовся обманываются. Прибыль не есть увеселенїе, но исполненїе нужносги тѣлесныя, а если увеселенїе, то не внутреннее. Родное же увеселенїе Сердечное обитает в дѣланіи сродном. Тѣм оно слаже, чем сроднѣе. Если бы Блаженство в изобилїи жило, то мало ли изобильных? Но равнодушных и куражных скудно.

Изобилїем снабдѣвается одно точїю гі.ло, а Душу веселит сродное дѣланіе. Сія-то есгь Зала сладчайшаго ея Пиршества. Тут-то она, будьто хитрая Машина, в полном своем ходу обрагцаясь, радуется и, находясь при одном ржаном хлѣбѣ и водѣ, Царским Чертогам не завидит.

Картина Изображеннаго Бѣса, называемаго Грусть, тоска, скука...

Если же отнять от нея фодное дѣйствіе, тогда-то ей смертная мука. Грустит и мятется, будьто пчела, заперта в горницѣ, а Солнечный свѣтлѣйшій Луч, окошка пронзаюггцй, зовет ее на цвѣтоносные Луга.

Сія мука лишает душу здравїя, разумѣй, Мира, отнимает кураж и приводит в разслабленїе. Тогда она ничем не довольна. Мерзит и сосгоянїем, и селенїем, гдѣ находится. Гнусны кажутся Сосѣды, не вкусны Забавы, посгылые разговоры, не пріятны горничныя стёны, не милы всѣ домашнїе; ночь скучна, а День досадный; Лѣтом Зиму, а Зимою хвалит Лѣто; нравлятся прошедшїе, Авраамскїе вѣка204, или Сатурновы205; хотѣлося бы возвратиться из старости в младость, из младости в отрочество, из отрочесгва в мужество. Хулит народ свой и своея стороны обычаи. Порочит Натуру, ропгцет на Бога и сама на себе гнѣвается. Toe одно сладкое, что невозможное; вожделѣнное, что минувшее; завидное, что отдаленное. Там только хорошо, гдѣ ея, и тогда, когда ея нѣт. Вольному всякая пигца горка206, услуга противна, а посгѣль жосгка. Жить не может и умрѣть не хочет207.

Млось у Врачей есть предводительницею всѣм тѣлесным болѣзням и возмущенїям.

А душевное неудовольствїе дверь есгь всЬм сердечным сграсгям и внутренним обуреванїям.

Не виден воздух, пѣняігдй море, не видна и скука, волнуюгцая душу. Не видна - и мучит. Мучит - и не видна.

Она есгь дух мучительный, мысль не чистая, буря лютая.

Ламлет все и возмугцает. Лѣтает и садится на позлагценных Крышах.

Проницает сквозь свѣтлые Чертоги.

Присидит Престолам Сильных.

Нападает на Воинскїе Станы.

Досгает в Кораблях. Находит в Канарских Островах. Внѣдряется в Глубокую Пустыню. Гнѣздится в Душевной Точкѣ...

Вить тоска вездѣ лѣтает,

На Землѣ и на водѣ.

Сей дух молнїй всѣх быстряе,

Может нас сыскать вездѣ208.

Един Вьшінїй Отец бурю аю в тишину обратить, управить к Гавани, а душу сродным дѣланіем, будьто броздами и уздою буйную скотину, удержать может.

Аѳ АН [АСЇЙ]. О Брате! Странное влагаеш во Уши мой...209 А народ скуку ни во что ставит и к прогнанїю сего непрїятеля за чрез-чур довольное оружїе почитает: деньгу, вино, сады, музьїку, шутки, карты, проездки...

Григ[орїЙ]. О друг мой! Не ничто есть то, что возрастает в великое. Не почитай малым тое, что ведет за собою не мѣлкое.

Малая в Кораблѣ скважина впугцает внутрь страшную сгечь. Не думай, что невидное и безсильное есгь то же. А народ, одно то за сугцество почитая, что в кулак схватить может, там боится, гдѣ нѣт страха, и напротив того.

Вексель не бумагою и чернилами страшен, но утаенною там обовязательносгью. Бомба не чугуном опасна, но порохом, или утаенным в порохѣ огнем.

Все невидное сильняе есгь своего виднаго, и от невиднаго зависит видное.

Скука у древних Христїанских Писателей названа бѣсом Уньїнїя210. Чего ая ожившая искра не дѣлает? Все в треск и мятеж обрагцает. Вводит в душу все не чистых духов, Ехиднино211 порожденїе.

Гризугцая мысль - не червь ли не усьіпаюігцй? и не Ехидна ли есгь? Палягцая печаль, или Зависгь, - не лютый ли дух есгь? и не лютая ли мысль? А мысль злая - не тайный ли и лютый есгь язык? о коем Сын Сирахов:

"Зубы его Зубы Львовы, убиваюігци душу"212.

Сіє сголь тяжело, что лучше душа изволяет несродное и вредное брѣдить, нежель быть от природнаго дѣла упражненною.

Отсюду всѣх безобразных дѣл страшилигца и саморучныя себе убїйсгва.

А