Україна-Європа - Лада Лузіна
Одним из первых знаковых покровителей Вильгельма Александровича был Йосип Юрай Штросмайер – хорватский католический епископ и выдающийся общественный деятель, которого хорваты по сей день почитают как «отца нации». Именно он основал в Загребе Югославскую академию наук и искусств и Хорватский университет. В 1875 году Штросмайер приобретает для своей частной галереи две грандиозные работы Котарбинского «Мученичество Святого Каликста» и «Переход евреев через Чермное море» (в 1884 году картина была передана в дар Хорватской Академии наук).
Интересовался творчеством Котарбинского также и знаменитый Владислав Косцельский, больше известный как Сефер-паша, то есть дивизионный генерал турецких войск. Поначалу легендарный Сефер-паша просто пожелал посмотреть мастерскую известного польского художника, проживающего в Риме, а потом «был очарован оригинальностью суждений и талантом Котарбинского». Известно, что, по крайней мере, одну из работ Вильгельма Александровича приобрел для своего собрания живописи сам правитель Египта Хедив Исмаил.
Список именитых покупателей и влиятельных друзей все пополнялся, но, по свидетельствам очевидцев, на характере и поведении ВильгельмаАлександровича это вовсе не отражалось. «Никакой заносчивости, всегдашняя готовность рассказать и показать что-то интересное, неуемная любовь к жизни и каждому штришку окружающего мира», – вспоминают о тогдашнем Котарбинском друзья. Если чьи-то знакомые приезжали в Рим (а со временем и не только в Рим, легкий на подъем Вильгельм Александрович «ознакомился подметками наощупь» со многими соседними итальянскими городами) и им нужен был провожатый, способный ознакомить с историческими достопримечательностями и удивительными городскими легендами, – просили Котарбинского. Если заезжим покупателям нужны были консультации в вопросах живописи – Вильгельм Александрович безвозмездно соглашался выступить в роли консультанта. Если кому-то из друзей нужна была творческая помощь в обустройстве мастерской или жилища, обращались, опять же, к Котарбинскому. И даже когда кому-то из знакомых натурщиков или их родственников требовалась подработка, Вильгельм Александрович брался «устроить это дело».
Легкость в общении и, вместе с тем, принципиальность в каких-то действительно важных вопросах помогали Вильгельму Александровичу сходиться с людьми самых разных характеров. Один из примеров – Генрих Ипполитович Семирадский, знаменитый русский художник с польскими корнями, также проживавший в те годы в Риме. О Генрихе Ипполитовиче ходили самые разные слухи. Он был вспыльчив и иногда слишком резок в суждениях. Тем не менее, к Котарбинскому питал самые теплые чувства.
«Один раз мы пошли к Семирадскому вдвоем, – вспоминал И. Я. Гинцбург, рассказывая о своей дружбе с Ильей Ефимовичем Репиным. – Я давно знал Семирадского и даже позировал ему для картин «Александр Македонский» и «Орел». Когда мы пришли к Семирадскому, нас встретили лакеи. Роскошь. Ничего подобного никогда у Репина не бывало. Мы поздоровались, и Репин, очевидно, для того, чтобы сделать приятное хозяину, сказал, что привез поклон от товарищей.
– Каких товарищей? – переспросил Семирадский.
Репин назвал имена Поленова, Максимова, Савицкого.
– Это не мои товарищи! – перебил Семирадский. – У меня один товарищ – Котарбинский. Это мой друг, поляк, остальные мне не товарищи.
Я потом спросил Репина: неужели Семирадский и к нему так высокомерно относится?
– А что же, он талантливый человек, – оправдывающе заметил Репин».
Из некоторых воспоминаний можно сделать ошибочный вывод, что приятельствование Котарбинского и Семирадского основывалось на общих политических взглядах, но многие свидетели приводят диалоги, в которых Вильгельм Александрович и Генрих Ипполитович «горячо спорили, высказывали прямо противоположные позиции, причем, если в процессе диалога им удавалось переубедить друг друга, то происходило это одновременно, и словесная дуэль продолжалась, только на этот раз молодые люди отстаивали мнения, противоположные изначально заявленным».
Так как у Семирадского Вильгельм Александрович бывал довольно часто, и так как Генрих Ипполитович «оказался на тот момент в центре большой колонии русских и польских художников», то и Котарбинский со Сведомскими тоже в итоге примкнули к компании. В их окружении были в те времена и М. Антокольский, и М. Чижов, и Пий Велионский, и В. Бродский… Собиралось все это общество обычно или в знаменитом «Кафе Греко» (в том самом, где так часто бывал Гоголь, и за столиком которого была написана львиная часть «Мертвых душ»), или же дома у Семирадского (мэтр арендовал студию близ Испанской лестницы, где традиционно селились художники, а также собирались потенциальные натурщики и натурщицы). Частенько вся компания посещала и знаменитую мастерскую Сведомских. Разговоры об искусстве, философии и политике иногда затягивались до рассвета, и, как ни странно, говорят, единственный, кто всегда мог вспомнить, кто какую мысль озвучивал и какую идею «внезапно выхватили с потолка», – был Вильгельм Котарбинский, которого неизменно отличали «искренняя заинтересованность в каждой мысли собеседников» и «признание полной реальности и глубокой важности любых фантазий».
Вот еще несколько ценных свидетельств о Вильгельме Александровиче того времени. Закончив Академию, Вильгельм Александрович какой-то время давал частные уроки живописи. Занимался он этим не от недостатка в средствах, а из любви ко
