Ніхто не забутий, ніщо не забуте - Аміт Еміль

Нам и невдомек было, что стоим из-за моей мамы.

А она тем временем искала чемодан. Капитан поглядывал на часы, нервничал, начал уже ругаться: "Скорее, скорее! Тебя вся колонна ждет!" Она копала здесь, копала там, наконец, лопата легко вошла в рыхлую землю. Полсада разрыла, пока нашла то, что искала. Чемодан истлел, пролежав в земле три с половиной года. Когда капитан его вырвал из рук матери, он развалился, посыпались листы бумаги, книги, фотографии. Капитан разворошил все это ногами, но не найдя ничего ценного, закричал: "Из-за этого ты, сука, дурила нам голову?!" Мама соскребла бумаги в кучу, запихнула их вместе с землей в чемодан. Вернуться в дом ей уже не позволили, и она в обнимку с чемоданом направилась к машине.

Нас привезли в Саки на вокзал, куда согнали выселенных из города и близлежащих деревень. Погрузили в товарные вагоны, которые не удосужились даже подмести после того, как возили скот. Нестерпимо пахло навозом и мочой. Справа и слева от входа были сколочены широкие нары. нам повезло: досталось место наверху, ближе к окошку, перевитому колючей проволокой. Сюда проникал свежий воздух, и дышалось легче. Внизу, на полу, под нарами и на нарах тоже сидели, тесно прижавшись друг к дружке, люди. Если кому-то надо было куда-то пройти, приходилось перешагивать через других.

Дверь со скрежетом захлопнулась. Стало темно. Поезд тронулся...

...Так была запущена машина по уничтожению стариков, женщин, детей. Никто не знал, куда их везут, зачем. Никто даже не удосужился ознакомить народ с Постановлением ГКО от 11 мая 1944 года, по которому крымско-татарскому народу, как этносу, по существу был вынесен смертный приговор. Кто-то решил, что приговоренным не обязательно знать его, важно, чтобы знали исполнители.

Входили в ГКО те, кому не привыкать было изобретать подобные приговоры: И.В. Сталин (председатель), В.М. Молотов (заместитель), К.Е. Ворошилов, Г.М. Маленков, Н.А. Булганин, Н.А. Вознесенский, Л.М. Каганович, А.И. Микоян. Выселение осуществлялось войсками НКВД под непосредственным руководством Берии и его ближайших помощников Кобулова и Серова.

За время оккупации, длившейся более трех лет, тысячи трудоспособных крымских татар были угнаны в Германию, а часть населения истреблена гитлеровцами. Оставшиеся в подавляющем большинстве были женщины, дети, старики, не пригодные к строевой службе. Приведем для сравнения данные о половозрастном составе 188 тысяч крымских татар, депортированных 18 мая 1944 года по постановлению ГКО. Примерно 50 процентов из них составляли дети до 16 лет, 35 процентов — женщины, и лишь 15 процентов (т.е. около 28 тысяч) —мужчины, включая стариков, инвалидов, бывших партизан и партийно-хозяйственный актив, успевший возвратиться в Крым из эвакуации для восстановления Советской власти...

...На станциях больших городов двери вагонов не открывались. Перед составом прохаживались часовые с автоматами. Случалось, два битком набитых состава останавливались рядом на параллельных путях. Господи, что творилось тогда у крошечного вагонного окошка! Каждому хотелось пробраться к нему, чтобы, в кровь исцарапав о колючую проволоку руки и губы, прокричать в пространство: "Какой райо-он?.. Какая деревня-а-а?!"

Строгий оккупационный режим не позволял людям свободно ходить из деревни в деревню. Люди стосковались по близким. Дождавшись освобождения, родственники ринулись друг к другу справиться, кто как пережил оккупацию, кто жив, кого не стало... Выселение настигло людей не дома, а на пути и в гостях — так настигает человека стихийное бедствие, землетрясение, оползень, буря, извержение вулкана. Кто искал мать и отца, кто — детей, а кто брата, сестру... Из стоящих рядом вагонов неслись те же вопросы, крики, мольбы, плач.

Люди с трудом слышали друг друга.

Двери вагонов открывались обычно на полустанках, где поезд стоял несколько минут. Задыхающиеся люди жадно глотали свежий воздух. расступались, чтобы вдохнули его и больные, которые не могли подползти к выходу. А вдоль вагонов торопливо шагал офицер в синей фуражке с солдатами и, заглядывая в вагон, задавал один и тот же вопрос: "Трупы есть?.. Трупы есть?.." И не было случая, чтобы из вагона кого-то не вытаскивали: чаще всего старого человека или ребенка. Его тут же, в трех-четырех метрах от железнодорожной насыпи, расковыряв ложбину, забрасывали песком и щебенкой. А чаще всего и этого не успевали сделать. Поезд трогался. Труп оставляли у дороги. Обезумевших от горя родственников с трудом отрывали от него, пинками и прикладами загоняли в вагон.

В нашем вагоне первым умер Абульваап-акай. С того момента, как мы отправились в путь, он не взял в рот ни крошки, люди предлагали ему и сухарик, и сушеный сыр, и семечек. "Не отрывайте от своих детей, им надо жить, а мне уж ни к чему..." — говорил он и отталкивал дающую руку. Его оставили на обочине.

Много времени спустя я услышал, что его дошедший до Берлина сын вернулся после Победы и отыскал в чужой стороне своих односельчан. Ему рассказали, как умер его отец и где был оставлен. Говорят, он поехал на тот полустанок и несколько дней ходил с мешочком вдоль путей. И если ему попадалась какая-то кость, он, думая, что это кость его отца, бережно поднимал. Он выкопал могилу и похоронил кости, которые собрал.

Часто на больших станциях кто-нибудь стучал в дверь и, рассчитывая на милосердие прохаживающегося напротив солдата, просил открыть ее, чтобы сбегать за водой, но у солдата была инструкция. В ответ неизменно слышалось: "Молчать, продажная шкура!" Или: "Заткнись, предатель!"

"Почему он нас так называет, оджапче 1? Что мы такого сделали?" — обращались односельчане к моей бабушке.

Бабушка и мама были единственными образованными людьми в вагоне. Они учительствовали в Буюк-Актачинской школе. Бабушка получила образование еще до революции, владела французским, играла на фортепиано, гитаре. С помощью мамы она до войны организовала в деревне прекрасный кружок художественной самодеятельности. Создали свой оркестр. Благо, музыкантов искать не приходилось. Трудно было найти татарскую семью, в которой никто не играл на каком-либо инструменте. Скрипка, кларнет, бубен, флейта, труба были наиболее распространены. В сельском клубе молодежь пела, танцевала, ставила пьесы Чобан-Заде, Ильяса Тархана, небольшие инсценировки о нерадивых по басням И.С. Крылова, переведенным на крымско-татарский язык моим отцом.

Вот и сейчас люди тянулись к моей бабушке, спрашивали: "Какие же мы предатели, фера-оджа? Разве мы не построили у себя Советскую власть? Разве теперь не отдали своих сыновей, чтобы они ее защищали?.."

Бабушка, наверное, впервые не находила ответов на их вопросы...

1 Оджапче — учительница.

... Кто-то могущественный уже давно вынашивал черные планы относительно крымских татар. С конца тридцатых годов все настойчивее стали подчеркиваться именно негативные стороны взаимоотношений Крымского ханства со славянскими народами, муссировалась мысль о набегах татаро-монголов на Русь, об угоняемых ими русских людях, пополнявших невольничий рынок в Кафе, но ни словом не упоминалось нигде о том, что завоеватели продавали на том же рынке самих крымцев (именовавшихся в русских летописях кипчаками, половцами, куманами). Захватив в 1239 году Крым, монголы пленили 12 тысяч крымских джигитов. Через генуэзских торговцев-пиратов они были проданы султану Египта. И тот, учтя воинские способности этих джигитов, создал из них гвардию. И во второй половине ХШ века власть в Египте переходит в руки выходцев из Крыма (мамлюков). Их военачальник Бейбарс, родом из Солхата, провозглашает себя султаном. В Египет бегут многие крымцы от гнета Золотой Орды. С этого времени начинается развитие и процветание на египетской земле крымско-тюркского (куманского) языка и литературы, которое длится более трех веков.

"...Из нынешних крымских, казанских, оренбургских татар едва ли есть один человек, происходивший от воинов Батыя. Нынешние татары — потомки прежних племен, живших в тех местах до Батыя и покоренных Батыем, как были покорены русские. Пришельцы-завоеватели все исчезли, все были истреблены ожесточением порабощенных", — писал Н.Г.Чернышевский. Современная наука говорит о том, что "в процессе формирования крымских татар приняли участие не тюркоязычные — тавры, скифы, античные греки, сарматы, аланы, византийцы, готы — и тюркоязычные предки — гунны, тюрко-булгары, хазары, печенги (IV-IX вв.), половцы, кыпчаки и золотоордынские племена (XI-XVI вв.)".

Однако было, видимо, в чьих-то интересах не замечать разницы между завоевателями-монголами и покоренными ими племенами, за которыми впоследствии было закреплено название (не самоназвание! — Э.А.) "татары". После образования "Золотой Орды" на Руси татарами стали называть все тюркские племена, населяющие Причерноморье, Кавказ и Среднюю Азию. И в 30-е годы кто-то ловко пользовался этим, чтобы разжечь неприязнь между славянским и тюркоязычным населением юга России, изымая из памяти народной века тесной дружбы и родства крымцев и русичей. Не заглядывая в глубь тысячелетий, вспомним хотя бы факт участия крымцев в русско-французской войне начала XIX века. В 1806, году мусульманское население Крыма во главе в муфтием Муртазой Челеби и мурзами Прошением, поданным на Высочайшее имя через бывшего тогда Таврического губернатора Дмитрия Борисовича Мертваго, изъявило желание выставить нужное число конных полков на своем иждивении для защиты Отечества.

Император Александр 1, милостиво восприняв прошение, Высочайше повелел указом за № 2272 "разработать четыре конных полка из крымских татар, по образцу казачьих". Сформированные полки получили названия уездов, население которых представляли. Таким образом в марте 1807 года были созданы Симферопольский, Перекопский, Кезлевский (Евпаторийский), феодосийский полки.

До открытия военных действий крымско-татарские полки находились на прусской границе, а в 1812 году, с началом Отечественной войны, принимали участие во всех сражениях в составе корпуса атамана Платова и особо отличились в Бородинской битве. Полки эти в составе русских войск дошли до Парижа...

Революция на территории Крымского полуострова в силу особых социально-политических условий произошла несколько позднее, чем в России, в январе 1918 года.