Старый новый мир - Катруша Анна

Эта комната для этого и предназначена, – и Мирас непринуждённо расположился на коврике, приняв позу лотоса.

Ребята сели напротив хозяина дома, а ЭрДжей остался в углу ближе к выходу.

– Здесь так красиво и интересно, что невозможно оторваться, – улыбнувшись, сказала Мята.

– Я рад, что вы оценили мою работу. Как художнику, мне очень приятно. – После небольшой паузы он добавил: – Предложить еду, к сожалению, не могу. Я сейчас временно практикую голодание.

– Что ты! Ты нам и так очень помогаешь! – быстро пролепетала Мята. Она была так взволнована, сидя перед этим человеком. Он вызывал у неё огромное уважение и восхищение. – Но… если ты голодный, давай мы тебя покормим!

В ответ Мирас легонько улыбнулся.

– Спасибо большое, но я пошел на это добровольно и не хочу нарушать режим. Тем более это не в первый раз, и я хорошо себя чувствую.

– Добровольно? Но зачем? – удивилась она.

– Временное воздержание от пищи способствует укреплению духа.

– Разве от того, что ты не кушаешь, ты станешь сильнее? – недоверчиво переспросила Мята. На что Мирас улыбнулся:

– Суть не в том, что ты просто не ешь, а в воздержании, в добровольном ограничении, в вызове самому себе. Смогу ли я пройти через это испытание и остаться собой, окрепнуть духовно и сохранить трезвость ума?

– Видимо не смог… – тихонечко сделал замечание ЭрДжей, но благо никто его не услышал.

Мята немного замялась, она услышала интересную для себя вещь, но не знала, стоит ли спрашивать о ней, но всё же решилась:

– А зачем… себя ограничивать? Ну, в смысле, все в мегаполисах живут свободно, ни в чём себе не отказывают. Зачем тогда это?

– Сознательное добровольное ограничение в какой-то степени и сделало нас людьми. Когда человек своим умом пришел к тому, что ему не всё дозволено, он стал разумным. А вот когда кто-то думает, что он властен делать всё, что хочет, он становится животным. Ест без меры, спит без счёта, не трудится, ни о ком не заботится или ещё хуже – причиняет вред другим.

– Закон, – отрешенно сказал Альфред. – Я когда-то читал книгу о законах, правах людей и их обязательствах. Я думаю это сродни тому, о чём говоришь ты.

– Ты мыслишь в верном направлении, мой друг, но закон подразумевает наказание за нарушение, и не сам человек решает, какое именно, а я говорю о сознательном выборе. И наивысшая точка всего этого – в отказе от насилия. Когда люди добровольно откажутся брать в руки оружие и убивать друг друга в войнах чужих интересов – это станет вершиной нашего сознания. Когда мы разумом придём к тому, что насилием ничего не решить и уж тем более никого не освободить, тогда и только тогда мы станем разумным видом. И очень важно, чтобы этот отказ был сделан не из-за страха наказания, а осознанно.

Мирас говорил всё ровным и спокойным тоном. Резонирующий грудной звук, казалось, исходил отовсюду, и от его голоса становилось спокойно на душе.

– Это всё какие-то странные, не имеющие ничего общего с действительностью, утопичные фантазии… – пренебрежительно фыркнул из угла комнаты ЭрДжей.

– Садись ближе, и я с удовольствием поговорю с тобой на эту тему, – учтиво предложил Мирас.

– Воздержусь… – отвернулся ЭрДжей.

– Как знаешь, – Мирас перевёл свой взгляд на Мяту. – Я ответил на твой вопрос или хочешь ещё что-то узнать?

Она отрицательно покачала головой.

– Мне есть о чём подумать. Спасибо, – улыбнулась Мята.

Мастер в ответ кивнул головой и тоже улыбнулся.

– Как ты только придумал всё это? – спросил Альфред.

– Я ничего не придумывал. Часть знаний я получил из книг, которые оставили здесь мои предшественники, а часть я получил из вне.

– И каким же образом? – Блюма очень заинтересовали последние слова.

– Я любовался природой, изучал её формы, цвета, содержание. Мир – лучший учитель для художника. Каждая линия, каждый завиток в этой комнате – просто жалкое подражание великолепию природы.

– Ну да, как же, в природе полно символов солнца и луны. На каждом дереве… – отозвался из угла комнаты ЭрДжей.

Мирас добродушно улыбнулся.

– Ты обратил внимание на отдельные части и не увидел цельную картину.

Ребята стали внимательнее рассматривать работу художника. Им хотелось понять, о чём говорил Мирас.

– Я вижу! – воскликнула Мята. – Это же дерево!

– Где? – удивился Альфред.

– Вот смотри, из этого круга выходит другая линия и если проследить за ней, то получается верхушка, а вот та линия более прямая и если это всё соединить, то получится дерево, – Мята вела пальцем по воздуху, описывая увиденный образ.

– Всё равно не вижу дерево, но, кажется, я вижу птицу. Вон смотри, с той линии, о которой ты говорила, только ещё повести выше, получается птица в полёте.

– Да-да, точно!

– Я вижу реку прямо над своей головой, – улыбнулся Блюм и тоже попытался показать ребятам нужные линии.

– Да, именно так работает вера в богов и духов. Говоришь, что там что-то есть, а фантазия людей додумывает всё сама… – скептически произнёс ЭрДжей. – Там ведь нет ни дерева, ни речки, ни чего-то ещё.

– Кто знает, – загадочно ответил мастер и улыбнулся ЭрДжею.

– Почему всё нарисовано чёрным? – поинтересовалась девочка.

– На самом деле это тёмно-синий. Но дело в том, что обычно я нахожусь здесь без света, ведь это не обычная краска. Это одно из чудес прошлого. Если потушить свечи, рисунки будут светиться.

– Светиться? Разве такое возможно?

– Если хотите, могу показать, как это выглядит без света.

– Конечно! – в один голос ответили трое ребят.

ЭрДжей только приподнял левую бровь.

Мирас по очереди задул свечи, и ребята оказались практически в полном мраке, но постепенно символы на стенах и впрямь начали немного люминесцировать, а когда глаза привыкли к темноте, то и вовсе начало казаться, что свет этих линий чересчур яркий.

Друзья будто покинули землю и воспарили к ночному небу. Помимо толстых линий, образующих все те фантастические образы, на поверхности были рассыпаны еле заметные капли краски, напоминающие звёзды. При свете свеч их вовсе не было видно, но сейчас они создавали невероятную атмосферу космического пространства. Но ведь рисунки были не только на стенах и потолке. Мята опустила голову и сперва испугалась. Ей показалось, что она не сидит на твёрдой поверхности, а парит над этими линиями. Она почувствовала себя звездой, окруженной тысячами других звёзд, затерянной где-то там во Вселенной. Чтобы прийти в себя она осторожно прикоснулась пальцем к линии и к счастью, почувствовала это. Значит это всё же она, а не одинокое небесное тело.

– Это магия… – прошептала Мята. – Это…

Вдруг густой желтый свет залил помещение, разом прогнав всё волшебство момента, – ЭрДжей зажег свою лампу.

– Люминесцентная декоративная краска. Никакой магии. – Он поставил лампу на пол и снова скрестил руки на груди.

Это было так неожиданно, что ребятам показалось, что они упали сверху, прямо из ночного неба обратно в свои тела.

– Магия не в самой краске, а в том, что это создано руками человека. Это удивительное полотно изначально было всего лишь мыслью, а теперь оно имеет форму, смысл и живёт в нашем мире, – произнёс Блюм.

– Зачем вообще делать такое место?.. – не унимался Изобретатель.

– Я здесь медитирую, – спокойно ответил Мирас.

– А я думал, жертвы приносишь…

Мята не выдержала и бросила на ЭрДжея сердитый взгляд.

– А что такое ме-ди-ти?.. – начала она.

– Медитация… Хмм… как бы тебе объяснить. Есть такое особое состояние души, когда ты полностью свободен, когда тебя ничего не сковывает, ничего не тревожит, ничто не держит. Ты открываешься миру и становишься его частью – осознаешь себя в нём и его в себе. Между тобой и целым мирозданием стираются все границы, и ты волен путешествовать по неизведанным далям Вселенной – как этой, так и своей собственной. Просто так в это состояние не войти. Для этого нужно полное спокойствие и концентрация, а ведь мы всегда куда-то так спешим и о чём-то очень беспокоимся… – улыбнулся Мирас. – Медитация предназначена именно для этого – чтобы расслабиться, остановить хаотичный поток мыслей, отпустить всё лишнее и сосредоточиться.

– Эти символы как-то помогают тебе? – спросил Альфред.

– Да, очень. Но, по правде говоря, иногда я и сам гадаю, что нарисовал здесь. Всё это приходило ко мне откуда-то, и я не могу сказать, что я автор. Я скорее инструмент в чьих-то более умелых руках.

– Зачем ты отправляешься туда? В холодные просторы Вселенной? – спросил Блюм. – Что ты пытаешься там найти?

– Я хочу найти исток.

– Исток? – удивился Блюм.

– Я всегда хотел нарисовать исток жизни, но я не могу его даже представить. Место, где всё началось.

– В начале всего – не было ничего. Ничто было всем, и всё было едино... Извини, но источник тебе не найти. Жизнь сама по себе исток, – объяснил Блюм.

– Это интересная мысль. Откуда ты это узнал?

– Я, как и ты, получил свои знания от предшественников, и кое-что почерпнул из вне.

Они обменялись продолжительным взглядом и улыбнулись. Между Блюмом и Мирасом сразу возникло понимание, Мята была очарована необыкновенными знаниями, а Альфред был вдохновлён талантом этого мужчины. Один только ЭрДжей не мог разделить всеобщий восторг.

– Почему ты так напряжен? – обратился к нему Мирас.

– Как тут не напрячься… – пробурчал себе под нос ЭрДжей. – Вот скажи мне, если ты образованный человек, умеешь читать и писать, наделён талантом и воображением, как ты выбрал этот путь? Почему не стал использовать свои знания по назначению, а закрылся в хижине и рисуешь какие-то татушки? Ты мог бы делать чертежи, помогать людям отстраивать разрушенные дома, учить их, в конце концов!

– Я там, где я должен быть. Я помогаю заблудившим душам найти верный путь, ведь это не просто рисунки, а своего рода ориентиры. Некие подсказки, которые помогают людям понять их истинное предназначение.

– Ага. И многим ты помог в этой глуши?

Мирас снисходительно улыбнулся. На каждую новую издёвку или грубость от ЭрДжея он отвечал спокойствием и пониманием, что ещё больше раздражало Изобретателя.

– Мой дом, правда, находиться, в месте далёком от мегаполисов, но, несмотря на это, ко мне часто приходят люди. Будто сама Вселенная подталкивает сюда души, чтобы я помог им.

Блюм одобрительно кивнул:

– Так и есть. Это мир людей, и его судьбу вершат люди, но иногда Вселенная всё же вносит свои коррективы, посылая в мир своих проводников.