Утраченные иллюзии - Бальзак
- Ветер, дождь, бурю, хорошую погоду, - сказал Мерлен, - мы все переживем вместе.
- Короче, - продолжал Фино, - не будем вдаваться в метафоры: приносите свои статьи, и вы увидите во мне прежнего Фино. Господин де Рюбампре ваш новый коллега, - сказал он, представляя Люсьена. - Я заключил с ним договор, Лусто.
Каждый поздравил Фино с повышением и блестящим будущим.
- Теперь ты оседлал и нас, и прочих, - сказал ему один из сотрудников, неизвестных Люсьену. - Ты стал Янусом...
- Если бы только Янусом, - сказал Верну.
- Ты разрешишь нам обстреливать наши мишени?
- Все, что вы пожелаете! - сказал Фино.
- Ну, понятно, газета не может отступать, - сказал Лусто. - Господин Шатле взбешен, мы ему не дадим покоя целую неделю.
- Что случилось? - сказал Люсьен.
- Он приходил требовать объяснений, - сказал Верну. - Бывший щеголь времен Империи наткнулся на Жирудо, и тот самым хладнокровным образом сказал ему, что автор статьи - Филипп Бридо, а Филипп предложил барону назначить час и род оружия. На этом дело и кончилось. В завтрашнем номере мы хотим извиниться перед бароном: что ни фраза, то удар кинжала!
- Ужальте его покрепче, тогда он прибежит ко мне, - сказал Фино. - Я притворюсь, что, укрощая вас, оказываю ему услугу; он близок к министерству, и мы можем кое-что урвать - место сверхштатного учителя или патент на табачную лавку. Наше счастье, что статья задела его за живое. Кто из вас желает написать для моего нового журнала основательную статью о Натане?
- Поручите Люсьену, - сказал Лусто. - Гектор и Верну дадут статьи в своих газетах...
- До свиданья, господа! Мы встретимся сегодня у Барбена,[148] - сказал Фино, смеясь.
Люсьен выслушал поздравления по поводу того, что он вступает в грозный корпус журналистов, и Лусто рекомендовал его как человека, на которого можно положиться,
- Люсьен приглашает нас всех, господа, на ужин к своей возлюбленной, прекрасной Корали.
- Корали переходит в Жимназ, - сказал Люсьен Этьену.
- В таком случае решено, мы поддержим Корали. Не правда ли? Надо дать во всех ваших газетах несколько строк об ее ангажементе и указать на ее талант. Похвалите дирекцию Жимназ за вкус и догадливость. Нельзя ли наделить ее и умом?
- Умом мы ее наделили, - отвечал Мерлен. - Фредерик[149] вместе со Скрибом написал пьесу для Жимназ.
- О! Тогда директор Жимназ самый предусмотрительный и самый проницательный из дельцов, - сказал Верну.
- Послушайте! Повремените писать статьи о книге Натана, пока мы не сговоримся, - и я скажу вам почему, - сказал Лусто. - Сперва поможем нашему новому собрату; Люсьену надо пристроить две книги: сборник сонетов и роман. Клянусь честью газетной заметки, не пройдет и трех месяцев, мы сделаем из него великого поэта! «Маргаритки» нам пригодятся, чтобы унизить все эти Оды, Баллады, Размышления,[150] - короче, всю романтическую поэзию.
- Вот будет потеха, если сонеты никуда не годятся, - сказал Верну. - Какого вы мнения о своих сонетах, Люсьен?
- Да, какого вы о них мнения? - сказал один из незнакомых сотрудников.
- Господа, сонеты превосходные, - сказал Лусто. - Даю слово!
- Отлично. Я удовлетворен, - сказал Верну. - Я ими собью с ног этих поэтов алтаря, они надоели мне.
- Если Дориа нынче вечером не возьмет «Маргаритки», мы двинем статью за статьей против Натана.
- А что скажет Натан? - вскричал Люсьен.
Все пять журналистов расхохотались.
- Он будет восхищен, - сказал Верну. - Вы увидите, как мы все уладим.
- Итак, сударь, вы наш? - сказал один из сотрудников, которого Люсьен не знал.
- Да! Да! Фредерик, довольно шутить. Вот видишь, Люсьен, - сказал Этьен новопосвященному, - как мы действуем ради тебя; и ты не увильнешь при случае. Мы все любим Натана, а собираемся напасть на него. Теперь приступим к разделу «империи Александра». Фредерик, желаешь Французский театр и Одеон?
- Ежели господа журналисты не возражают, - сказал Фредерик.
В знак согласия все наклонили голову, но Люсьен приметил, как в их глазах блеснула зависть.
- Я оставлю за собой Оперу, Итальянцев и Комическую оперу, - сказал Верну.
- Отлично! Гектор возьмет театры водевилей, - сказал Лусто.
- А что же мне? У меня нет ни одного театра! - вскричал сотрудник, незнакомый Люсьену.
- Ладно, тебе Гектор уступит Варьете, а Люсьен - Порт-Сен-Мартен, - сказал Лусто. - Отдай ему Порт-Сен-Мартен, он без ума от Фанни Бопре, - сказал он Люсьену, - ты взамен получишь цирк Олимпио. Я беру себе Бобино,[151] Фюнамбюль[152] и госпожу Саки[153]... Что у нас есть для завтрашнего номера?
- Ничего.
- Ничего?
- Ничего.
- Господа, блесните ради моего первого номера! Барона Шатле и его выдры не хватит на всю неделю. Автор «Отшельника» уже изрядно всем наскучил.
- Состен-Демосфен уже не забавен, - сказал Верну. - Все набросились на эту тему.
- Да, нам нужны новые покойники, - сказал Фредерик.
- Господа, а что если мы примемся за добродетельных мужей правой? Объявим, допустим, что у господина Бональда запах от ног? - вскричал Лусто.
- Не начать ли серию портретов прославленных ораторов из лагеря правительства? - сказал Гектор Мерлен.
- Начни, дружок, - сказал Лусто. - Ты их знаешь, они из твоей партии, ты можешь удовлетворить какую-нибудь междоусобную ненависть. Вышути Беньо, Сириеса де Мейринака и других. Статьи можно готовить заранее, тогда мы не будем бедствовать из-за материала.
- Не изобрести ли какой-нибудь отказ в погребении[154] с более или менее отягчающими вину обстоятельствами? - сказал Гектор.
- Нет, мы не пойдем по стопам крупных конституционных газет, у которых папка с фельетонами о священниках битком набита утками, - отвечал Верну.
- Утками? - удивленно сказал Люсьен
- Мы называем «уткой», - отвечал ему Гектор, - случай вполне правдоподобный, но на самом деле вымышленный ради того, чтобы оживить отдел «Парижские новости», когда эти новости оскудевают. «Утка» - это выдумка Франклина,[155] который изобрел громоотвод, «утку» и республику. Этот журналист так ловко обманывал своими заморскими «утками» энциклопедистов, что две из них Рейналь[156] в своей «Философической истории Индии» приводит как подлинные факты.
- Я этого не знал, - сказал Верну, - что это за «утки»?
- История с англичанином, продавшим за солидную сумму свою спасительницу-негритянку и своего ребенка от нее. Затем прекрасная защитительная речь одной беременной девушки, выигравшей судебный процесс. Когда Франклин, будучи в Париже, посетил Неккера,[157] он сознался в истории с «утками», к великому смущению французских философов. Вот как Новый Свет дважды надул Старый!
- Газета, - сказал Лусто, - считает правдой все правдоподобное. Это наша исходная точка.
- Уголовное судопроизводство исходит из того же, - сказал Верну.
- Итак, в девять вечера здесь, - сказал Мерлен.
Все встали, пожали друг другу руки, и совещание было закрыто при самых трогательных изъявлениях дружбы.
- Чем ты околдовал Фино? - сказал Этьен Люсьену, сходя по лестнице. - Он подписал с тобой договор! Он допустил ради тебя исключение.
- Я? Помилуй! Да он сам мне предложил,
